Поэтому было решено, что каждый из трех путешественников во времени должен действовать так, как если бы двое других уже потерпели неудачу. Каждый должен выполнить свою миссию настолько тщательно, как будто все зависит только от него, что и на самом деле вполне могло оказаться правдой.

Но они надеялись, что все три машины времени сработают точно, и все три путешественника прибудут каждый в свое место назначения. Дико прибудет на Гаити в 1488 году, Кемаль в 1492, Хунакпу достигнет Чиапаса в 1475.

– Природе присуща некоторая небрежность, – сказал им Манджан. – Абсолютная точность вообще недостижима, даже невозможна, и поэтому все происходящее зависит от степени вероятности, и здесь всегда возможны отклонения, как бы определенный запас для компенсации промахов и ошибок. Генетические молекулы характеризуются большой избыточностью, и могут поэтому справиться с определенным объемом потерь или повреждений и внешнего вмешательства. Точное местоположение электронов, покидающих свою квантовую оболочку, почти непредсказуемо, поскольку важно только, чтобы они оставались на одном и том же расстоянии от ядра. Планеты совершают колебания на своих орбитах, и тем не менее существуют миллиарды лет, не падая на звезду, вокруг которой вращаются. Поэтому между моментами возникновения трех полей неизбежно существует разница в микросекундах или миллисекундах, или сантисекундах или даже децисекундах. Мы не можем экспериментальным путем установить, каковы должны быть допуски на эти расхождения, возможно, мы даже значительно превысили их. Возможно, мы не дотянули на какую-нибудь долю наносекунды. Возможно, мы так далеки от успеха, что все наши труды были напрасны. Кто знает?

Почему это, размышляла Тагири, хотя я и знаю, что через несколько минут я, мой дорогой муж и мой любимый сын Аго почти наверняка превратимся в ничто, я печалюсь не о них, а о Дико. А ведь это она останется жить, и это у нее есть будущее. И все же животная часть меня, та часть, которая живет эмоциями, не может представить собственную смерть, когда вместе с тобою гибнет весь мир. Нет, животная часть во мне знает только то, что мое дитя покидает меня, и об этом я и печалюсь.

Она смотрела, как Хунакпу помог Дико подняться по лестнице, затем пошел к своему полушарию и взобрался туда.

И теперь настала очередь Тагири. Она поцеловала и обняла Хасана и Аго, затем вскарабкалась но своей лестнице к запертой клетке. Нажала кнопку, чтобы открыть ее; одновременно с ней Манджам и Хасан тоже нажали свои кнопки, удаленные друг от друга, а Дико, Хунакпу и Кемаль нажали кнопки на своих генераторах поля. Замок щелкнул, она открыла дверь клетки и вошла внутрь.

– Я внутри, – сказала она. – Отпустите ваши кнопки, путешественники.

– Займите нужное положение, – крикнул Са.

Тагири теперь находилась над полушариями и видела, как Кемаль, Дико и Хунакпу свернулись калачиком поверх оборудования и припасов, стараясь, чтобы ни одна часть тела не находилась под генератором поля и не выступала за пределы сферы, которую создает генератор поля.

– Вы готовы? – крикнул Са.

– Да, – сразу же отозвался Кемаль.

– Готов, – сказал Хунакпу.

– Я готова, – сказала Дико.

– Вы их видите, – крикнул Са, обращаясь теперь к Тагири и трем другим наблюдателям. Все они подтвердили, что путешественники, похоже, заняли правильное положение.

– Когда будете готовы, Тагири, – приступайте, – сказал Са.

Тагири колебалась только одно мгновение. Я убиваю всех, чтобы все могли жить, напомнила она себе. Они сами выбрали это, хотя, может быть, и не до конца понимали, что выбирают. С самого дня своего рождения мы все обречены, и поэтому хорошо, что мы, по крайней мере, можем быть уверены, что наша смерть сегодня может принести в конце концов нечто хорошее, мир со светлым будущим. Этот оправдательный монолог длился недолго, и она опять осталась один на один с болью, которая грызла ее недели и годы работы над проектом.

На мгновение ей захотелось, чтобы она никогда не работала в Службе, чтобы не было этого момента, чтобы ее рука не потянула переключатель.

Но чья же еще рука? – спросила она себя. Кто же другой должен взять на себя эту ответственность, если мне это не под силу? Все рабы прошлого ждут, чтобы она принесла им свободу. Все еще неродившиеся дети бесчисленных поколений ждут, чтобы она спасла их от неизбежной гибели мира. Дико ждет, когда она отправит ее, чтобы выполнить главное дело своей жизни.

Она сжала рукоятку переключателя.

– Я люблю вас, – сказала Тагири. – Я люблю вас всех.

И потянула рукоятку вниз.

Глава 10

Прибытие

Сказал ли Господь, что Кристофоро первым увидит новую землю? Если да, то пророчество должно сбыться. Если не сказал, то Кристофоро может позволить Родриго де Триана утверждать, что он первым увидел ее. Почему Кристофоро никак не может вспомнить точные слова Господа? Самый важный момент в его жизни до сегодняшнего дня, а он начисто забыл слова.

Однако теперь уже не оставалось ни малейших сомнений. В лунном свете, пробивающемся сквозь облака, каждый мог разглядеть землю. Родриго де Триана, с его острым зрением, первым увидел ее час назад: в два часа ночи, когда это была всего лишь тень, немного отличавшаяся по цвету от горизонта на западе. Теперь вокруг Родриго собрались другие матросы, от души поздравляли его, со смехом напоминали ему о его долгах как действительных, так и вымышленных. Они делали это не без основания, поскольку первому, кто увидит землю, было обещано выплачивать пожизненно десять тысяч мараведи в год. Этого хватило бы, чтобы содержать богатый дом, со слугами; эти деньги сделали бы де Триана господином.

Но что же тогда видел Кристофоро еще раньше, в десять вечера? Земля тогда, должно быть, была тоже недалеко. Ведь не прошло и четырех часов, как Триана увидел ее. Кристофоро видел свет, двигавшийся вверх и вниз, как будто ему подавали сигнал, приглашая приблизиться. Господь показал ему землю, и раз уж ему нужно выполнить веление Бога, он должен заявить о своих правах первооткрывателя.

– Прости, Родриго, – окликнул его Кристофоро со своего места около руля. – Но земля, которую вы сейчас видите, наверняка та же, что я увидел в десять часов вечера.

На палубе воцарилась тишина.

– Дон Педро Гутьерес подошел ко мне, когда я позвал его, – сказал Кристофоро. – Дон Педро, что мы оба увидели?

– Свет, – ответил дон Педро. – На западе, где сейчас видна земля.

Он был королевским мажордомом. Или, если называть вещи своими именами, королевским шпионом. Все знали, что он не особенно дружит с Колоном. Но для простых моряков все господа всегда заодно, как, несомненно, и сейчас.

– Я крикнул “земля!” раньше всех, – сказал де Триана, – вы ведь промолчали, дон Кристобаль.

– Признаю, что я сомневался, – сказал Кристофоро. – Море штормило, и я сомневался, может ли быть земля так близко. Я убедил себя, что это не может быть землей, и не сказал ничего, потому что не хотел возбуждать ложные надежды. Но дон Педро – мой свидетель, а то, что мы сейчас видим, доказывает правоту моих слов.

Де Триана был разъярен тем, что, по его мнению, являлось откровенным воровством.

– Все эти часы я напряженно всматривался на запад. Свет в небе – это еще не земля. Никто не увидел землю раньше меня, никто!

Санчес, королевский инспектор – официальный представитель короля, который к тому же вел дневник путешествия, немедленно вмешался; его голос резко, как удар кнута, прозвучал над палубой:

– Немедленно замолчите. Не забывайте, что вы отправились в путь по королевскому приказу, и никто не смеет ставить под сомнение слово королевского адмирала.

Это было довольно смелое выступление с его стороны, поскольку титул адмирала Открытого Моря будет присвоен Кристофоро, только если он достигнет Чипангу и вернется в Испанию. А Кристофоро хорошо помнил, что прошлой ночью, когда дон Педро подтвердил, что видел тот же свет, Санчес настаивал, что никакого света нет и на западе ничего не видно. Если кто-то и мог поставить под сомнение утверждение Кристофоро, что он первый увидел землю, то это был Санчес. И все же он поддержал если не свидетельство Кристофоро, то его авторитет.